На фоне растущего интереса к политике Центральной Азии в отношении Афганистана и решения Верховного суда России от 17 апреля 2025 года об отмене запрета на деятельность движения «Талибан», наша редакция побеседовала с кандидатом исторических наук КР, экспертом по региональной безопасности Канатбеком Мурзахалиловым.
Он рассказал о причинах происходящих изменений, их возможных последствиях и региональных трендах, связанных с новым этапом взаимодействия с афганским режимом. Стоит отметить, что ряд стран ЦА как Казахстан и Кыргызстан уже исключили талибов из своих черных списков (террористических), но это пока это полноценно не означает, что страны официально признают их власть.
С этого момента «Талибан» официально перестал считаться террористической организацией на территории России, что стало частью более широкой политики по нормализации отношений с де-факто властью в Афганистане. В интервью обсуждаются причины такого поворота, экономические интересы региона, потенциальные риски и роль других стран, включая Иран.
— Канатбек, давайте начнем с главного, что означает недавнее решение Верховного суда России об отмене запрета на деятельность «Талибана»?
— Это решение — часть более широкой стратегии, направленной на переоценку отношения к режиму в Афганистане. Формально Россия перестала считать «Талибан» террористической организацией, что открывает путь к легализации политических и экономических контактов.
Основой для этого послужил закон, подписанный президентом Путиным в декабре 2024 года, позволяющий приостанавливать действия запретов на основе изменения международной обстановки. Это сигнал: Россия переходит от политики изоляции к прагматичному диалогу.
— Какие интересы движут Россией и странами Центральной Азии в этом сближении?
— В первую очередь, вопросы безопасности, торговли и транзита. Афганистан занимает стратегически важное положение на стыке Центральной и Южной Азии. В условиях нестабильности мировой экономики страны региона заинтересованы в укреплении южных рубежей, запуске инфраструктурных проектов и доступе к новым рынкам. В этом контексте Афганистан становится партнером, с которым необходимо взаимодействовать, независимо от идеологических разногласий.
— Насколько это решение России совпадает с позицией других стран Центральной Азии?
— Здесь мы видим явную региональную тенденцию. Казахстан исключил «Талибан» из списка террористических организаций в декабре 2023 года, Кыргызстан в сентябре 2024-го.
Узбекистан активно обсуждает водные и инфраструктурные проекты с талибами, а Туркменистан делает ставку на ТАПИ газопровод через Афганистан.
Даже Таджикистан, ранее занимавший наиболее сдержанную позицию, демонстрирует смягчение риторики. Все это указывает на формирование новой парадигмы регионального взаимодействия.
— Что стоит за такой синхронностью в действиях? Это совпадение или координированный подход?
— Думаю, речь идет не столько о скоординированных шагах, сколько о сходстве вызовов. Все эти страны заинтересованы в стабильности, особенно на фоне угроз со стороны радикальных группировок, миграции и водных конфликтов.
Кроме того, экономическая мотивация играет важную роль. Выход к южным маршрутам, энергетическое сотрудничество, рынки сбыта. Это прагматизм, который перевешивает идеологические барьеры.
— Какие риски несет сближение с талибами для стран региона?
— Рисков немало. Прежде всего, репутационные. Международное сообщество по-прежнему сдержанно относится к талибам, особенно Запад. Возможны санкции, критика и ухудшение отношений с ключевыми партнерами. Также остается открытым вопрос: насколько устойчив нынешний режим в Кабуле? Вдобавок проблемы прав человека, ограничения для женщин, свободы прессы. Все это может стать предметом международного давления.
— Можно ли говорить о зарождении нового регионального формата взаимодействия с Афганистаном?
— Да, мы стоим у истоков новой архитектуры сотрудничества. Россия и страны Центральной Азии потенциально могут стать модераторами политического диалога, запускать экономические проекты, контролировать стабильность в приграничных районах. Но важно, чтобы это взаимодействие было гибким и скоординированным. Без этого возрастает риск дестабилизации или фрагментации интересов.
— Какой подход, на ваш взгляд, должен быть в отношении талибов — реалистичный или идеологический?
— Только реалистичный. Идеология в данном случае вторична. Речь идет о национальных интересах, стабильности, экономических перспективах. Конечно, нельзя игнорировать права человека и международные нормы, но прагматизм должен быть в приоритете. Без контакта с де-факто властями Афганистана невозможно ни продвигать проекты, ни решать проблемы безопасности. Поэтому необходим трезвый, взвешенный подход.
— Какую роль играет Иран в этом процессе и как вы оцениваете его взаимодействие с талибами?
— Иран занимает особую позицию. С одной стороны, между Тегераном и талибами существуют исторические противоречия, особенно религиозного характера. Но в последние годы Иран, как и страны Центральной Азии, делает ставку на прагматизм.
Он развивает торговлю с Афганистаном, участвует в инфраструктурных инициативах, особенно в сфере логистики и энергетики. Иран также обеспокоен вопросами безопасности и миграции.
Поэтому, несмотря на идеологические разногласия, он выстраивает рабочие отношения с талибами. Это еще один пример того, как регион движется к новому формату взаимодействия, основанному не на симпатиях, а на интересах.
— Спасибо, Канатбек, за разъяснения и анализ.
— Спасибо вам. Надеюсь, что регион найдет баланс между реализмом и ответственностью.