Тут надо разобрать такой риваят, как завещание Имама Хусейна (А), написанное его брату Ибн Ханафийе. Хотя написание этого завещания (если Имам действительно его написал, о чем мы сейчас будем говорить) относится к периоду его пребывания в Медине, точнее, его выхода из Медины, мы разберём его здесь, так как оно входит в число тем, которые мы тут затрагиваем.
Важность этого риваята в том, что те, кто говорит о восстании Имама Хусейна (А), часто приводят его в качестве довода, который, по их мнению, свидетельствует о том, что движение Хусейна (А) было именно восстанием. И, по сути, это и есть единственный риваят, который они приводят в поддержку своего прочтения событий Кербелы, отвлекаясь при этом от сотен других риваятов и недвусмысленных высказываний самого Имама, которые ясно говорят, что Хусейн (А) не поднял восстание, а отказался принести присягу, был угнетен, изгнан, а потом убит из тирании и ненависти к нему. Поэтому, собственно, мы и плачем по Хусейну (А). А иначе какой смысл был бы плакать по тому, кто сам поднял восстание и сам потерпел в нем поражение в результате тех или иных неверных шагов?
Итак, посмотрим на текст этого риваята, как его приводит Ибн Аасам в «Футух».
«Затем Хусейн (А) велел принести чернила и лист и написал там: Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного. Это — завещание Хусейна ибн Али ибн Аби Талиба его брату Мухаммаду ибн Ханафие. Хусейн ибн Али свидетельствует, что нет бога, кроме Аллаха, Единого, без сотоварищей, и что Мухаммад — Его раб и посланник…»
После этого идёт момент, который, собственно, нас и интересует: «Я вышел не высокомерным, не надменным, не распространяющим нечестие и не совершающим угнетение. Но я вышел для того, чтобы потребовать успеха и блага в умме моего деда Мухаммада (С). Я желаю призывать к одобряемому и отстранять от порицаемого и идти по пути моего деда Мухаммада и пути моего отца Али ибн Аби Талиба и праведных халифов, ведомых прямым путем, да будет доволен ими Аллах» — так в риваяте, приведённом в «Футух» ибн Аасама. Сейчас мы будем подробно разбирать этот риваят и в том числе слова о «праведных халифах». — «И кто примет меня принятием истины, то ведь Аллах ближе к истине. Кто же отвергнет меня — то я буду терпеть, пока Аллах не рассудит между мной и этими людьми по истине, и Он — лучший судья».
Вот это текст завещания Хусейна (А), написанный Ибн Ханафийе. Отметим, что тот фрагмент, который нас более всего тут интересует: «Я вышел не высокомерным, не надменным, не распространяющим нечестие и не совершающим угнетение. Но я вышел для того, чтобы потребовать успеха и блага в умме моего деда Мухаммада (С). Я желаю призывать к одобряемому и отстранять от порицаемого». Этот фрагмент часто приводят, но, что касается русскоязычного пространства, почти всегда неправильно переводят. Например, его переводят так: «Моё восстание произошло не ради высокомерия или угнетения…», «я восстал не для того чтобы быть высокомерным…» — тогда как тут нет слова «восстание». Завещание говорит: инни лам ахрудж аширан ва ля батыран — «я ВЫШЕЛ не высокомерным, не надменным….»
И сейчас мы еще увидим, что значит тут «вышел».
Теперь, если брать этот риваят в целом, то первым и единственным, кто его привёл, был Ибн Аасам в книге «Футух», что переводится как «Книга завоеваний». Ибн Аасам Куфи — шиитский автор, историк, считается сыном ученика Имама Садыка (А). Также считается, что он умер в 314 году хиджры, но есть мнение, что он жил раньше этого, то есть ещё во времена жизни Имамов (А).
Потом от него этот риваят привёл Хаварезми в «Мактале» (книге «Убийство Хусейна»), написанном на два столетия позже «Футух». А от них двоих его приводят более поздние авторы, такие как Ибн Шахр-Ашуб в «Манакибе», шейх Турейхи в «Мунтахабе» и Алламе Маджлиси в «Бихаре».
k, [01.08.2022 23:26]
Итак, единственный, кто привёл это завещание — Ибн Аасам в «Футухе» и потом от него привели все остальные. Никто из старых шиитских ученых, писавших о жизни Имамов и жизни господина мучеников Хусейна (А), не привел этот риваят. Его не приводят ни Кулейни, ни Туси, ни Садук, ни Ибн Калавей, ни Муфид, ни Табарси, ни Сейид ибн Тавус. Хотя некоторые из них опирались на Ибн Аасама и Хаварезми, например, сейид Ибн Тавус в «Лухуфе». Однако они не привели этот риваят. И точно так же ни один суннитский историк не привёл этот риваят, кроме Хаварезми.
Таким образом, этот риваят имеет несколько проблем: то, что его привёл всего один автор и то, что все другие старые шиитские авторы отказались от его приведения. Ну а для тех, кто доверяет методологии риджаль, надо отметить также, что данный риваят является мурсаль, то есть не имеет цепочки передатчиков. Это, повторяю, для тех, кто считает, что риджаль может использоваться как методология для оценки риваятов Ахль уль-Бейт. Мы же используем для оценки хадисов методологию их понимания, считая, что осью для оценки хадисов является достоверность матна, то есть содержания хадиса.
Если же мы подойдём с этой стороны, то увидим, что в тексте завещания есть одна проблема, которая ставит его происхождение от Хусейна (А) под большой вопрос: это слова о «хулафа рашидин, разия ллаху анхум» — «праведных халифах, да будет доволен ими Аллах». «И идти по пути моего деда Мухаммада и пути моего отца Али ибн Аби Талиба и праведных халифов, ведомых прямым путем, да будет доволен ими Аллах»…
Мог ли Хусейн (А) употребить выражение «праведные халифы, да будет доволен ими Аллах», то есть именно то же самое выражение в той же самой форме, в какой употребляют его противники Ахль уль-Бейт? Мог ли он назвать «праведными халифами» Джибта и Тагута, убийц своей матери Фатимы Захры (А), узурпаторов халифата его отца повелителя верующих (А)? Тех самых людей, которые и подготовили основу угнетения его самого и последующего убийства его при Кербеле, как сказал он сам перед смертью: «О Аллах, меня убили Абу Бакр и Умар». И после этого в своём завещании он станет говорить: «я желаю идти по пути праведных халифов, да будет доволен ими Аллах»? И зачем он тогда отказался от присяги Язиду, ведь Язид — всего лишь ветвь от древа проклятой Сакифы, и его правление — лишь тень и продолжение правления Тельца и Самаритянина?
Да, можно дать словам о «праведных халифах» иное толкование, такое, что под ними имеются в виду не те узурпаторы халифата, не Джибт и Тагут, а «праведные халифы» в истинном смысле этого слова, то есть праведные преемники и наследники Посланника Аллаха (С) — Имамы из его Ахль уль-Бейт. «Халиф» значит «преемник», «наместник». Они — истинные преемники и наместники Пророка (С), и они — поистине праведные, а потому они «праведные халифы» в настоящем смысле этого слова. Такое толкование возможно. Однако, повторяю, само это выражение, использованное здесь, нетипично для Ахль уль-Бейт, что может указывать на то, что весь риваят с самого начала выдуман.
Итак, я не утверждаю сейчас с полной достоверностью, что это завещание и эти слова не принадлежат Имаму Хусейну (А). Я хочу лишь сказать, что все перечисленные проблемы относительно данного риваята составляют контексты, принижающие его значимость и ставящие под сомнение достоверность принадлежности данных слов Хусейну (А).
Теперь, при условии признания того, что эти слова действительно принадлежат Имаму Хусейну (А)… Имеют ли они тот смысл, который им приписывают? Повторяем, они являются не чем иным, как частью завещания. А завещание должно быть вскрыто и прочитано только после смерти того, кто написал его. То есть как будто Ибн Аасам, приводя его, хочет сказать, что Ибн Ханафия передал эти слова после смерти Хусейна (А), когда он смог вскрыть завещание.
k, [01.08.2022 23:26]
А поскольку это завещание, то оно не может описывать программу действий человека, то есть то, что он планирует совершить в течение своей оставшейся жизни. Завещание пишут о том, что осталось после человека. И на это указывает также прошедшее время, употребляемое Хусейном (я говорю — Хусейном, поскольку мы тут предполагаем, что этот текст написал он, что, как мы говорили, под вопросом). Инни лам ахрудж аширан ва ля батыран ва ля муфсидан ва ля залиман — «я вышел (в прошедшем времени) не высокомерным, не надменным, не распространяющим нечестие и не совершающим угнетение. Но я вышел (опять прошедшее время) для того, чтобы потребовать успеха и блага в умме моего деда Мухаммада (С)». То есть он не предоставляет людям свою программу — что он хочет делать, — но разъясняет им то, что он уже сделал, дабы они правильно поняли это. Это завещание есть не описание его программы, а ответ обвинителям, возражение тем, кто не понимает его действий.
То есть Хусейн (А) говорит: мой выход из Медины (не восстание, а выход из Медины, он говорит тут о выходе и ничего не говорит о восстании) — мой выход из Медины был не ради власти, которая является оплотом и средоточием высокомерия, надменности, нечестия и угнетения. Мне не нужна эта власть, я не поднимал восстания ради власти: «Я вышел не высокомерным, не надменным, не распространяющим нечестие и не совершающим угнетение».
Еще раз: каждый, кто прочитает этот риваят целиком, а не в обрезанном виде, поймёт, что тут имеется в виду не выход с восстанием, а выход из Медины. Это завещание было написано Имамом Хусейном (при допущении, что это он его написал) в последнюю его мединскую ночь, то есть в ночь выхода из Медины, после длинного разговора с Мухаммадом ибн Ханафией, где они как раз обсуждали обстоятельства выхода Имама (А) из Медины и то, куда ему лучше отправиться.
«Но я вышел (то есть вышел из Медины) для того, чтобы потребовать успеха и блага в умме моего деда Мухаммада (С)» — или можно перевести как: искать успеха и блага в умме моего деда Мухаммада (С).
То есть: вы говорите, что я хочу разделения и смуты (как мы видели, в этом обвинял его Язид в письме к Ибн Аббасу. И не только Язид: до сих пор есть те, кто так считает. В прошлых частях мы зачитывали, например, то, что пишет Ибн Теймия о движении Хусейна). Вы считаете, что я поднял восстание, что я взял в руки оружие, что я вышел из Медины для того, чтобы вносить разделение в ряды уммы. Но на самом деле я хочу этой умме успеха и блага, пусть даже она сама не признаёт и не понимает этого. То, что я делаю — благо для этой уммы. И, поистине, каждое действие, каждое слово Имама — благо для этой уммы и для всего человечества.
«Я желаю призывать к одобряемому и отстранять от порицаемого» — тут мы должны понять, что такое в действительности «амр биль мааруф ва нахий ани ль-мункар» — призыв к одобряемому и отстранение от порицаемого — в школе Ахль уль-Бейт. Это не призыв делайте так-то и не делайте так-то. Совершайте такие-то поступки и не совершайте таких-то поступков. Точнее, это составляет низший уровень понимания «амра биль мааруф ва нахий ани ль-мункар» Истинное понимание этого — призыв к вилаяту Ахль уль-Бейт и отречение от их врагов.
Шейх Муфид привёл от Мухаммада ибн Саиба Кальби, приведено в Бурхане и «Тавилу ль-аят», том 2, С. 852: «Когда Имам Садык (А) прибыл в Ирак, он остановился в Хира. Тогда пришёл к нему Абу Ханифа и стал задавать вопросы. Среди того, что он спросил, было: “Да буду я твоей жертвой! Что такое призыв к одобряемому?ˮ. Имам (А) сказал: “Одобряемое — о Абу Ханифа! — есть одобряемое на небесах и земле, и это — повелитель верующих Али ибн Аби Талиб (А)ˮ.
Он спросил: “Да буду я твоей жертвой! А что такое порицаемое?ˮ. Имам (А) сказал: “Те двое, которые отняли его право, завладели его местом и настроили людей против негоˮ.
Абу Ханифа сказал: “Тогда в чём значение того, что ты видишь, как человек совершает ослушание Аллаху и отстраняешь его от этого (призываешь его не совершать это)?ˮ.
k, [01.08.2022 23:26]
Имам (А) сказал: “Это не призыв к одобряемому и не отстранение от порицаемого. Но это — просто благое дело, которое ты совершаешьˮ».
Также Посланник Аллаха (С) сказал в своей известной хутбе в день Гадир, как приведено в «Ихтиджадже» Табарси: «Знайте, что лучший призыв к одобряемому и лучшее отстранение от порицаемого — это следование за тем, что я сейчас вам говорю (о вилаяте Али ибн Аби Талиба), и передача этого тем, кто отсутствует, призыв следовать за этим и отстранение от противоречия этому. Ибо это — повеление от Аллаха и от меня, и нет призыва к одобряемому и отстранения от порицаемого, кроме как рядом с непорочным Имамом».
И если мы поймём это, то осознаем, что когда Хусейн (А) сказал: «Я желаю призывать к одобряемому и отстранять от порицаемого», — то он имел в виду самого себя и свой вилаят. Каждое дыхание Имама есть «призыв к одобряемому и отстранение от порицаемого». Само бытие, само присутствие Имама есть «призыв к одобряемому и отстранение от порицаемого». И это касается не только Хусейна ибн Али (А), но и всех Имамов вообще. Кто скажет, что Имам Хусейн (А) призывал к одобряемому, а Имам Садык или Имам Реза (А) не делали этого?
И об этом же говорит продолжение завещания: «И кто примет меня принятием истины, то ведь Аллах ближе к истине».
Обратим внимание, он не говорит: «кто примет мои слова» или «примет мои деяния» — он говорит: «кто примет меня». То есть примет самого Хусейна (А), потому что Хусейн сам по себе и есть истина. «Принятием истины» — то есть примет меня как истину, потому что я и есть истина. «Кто примет меня принятием истины, то ведь Аллах ближе к истине» — то есть кто примет меня как истину — а я и есть истина, — то Аллах примет его деяния и его религию, потому что Аллах ближе к истине. Кто принял меня как истину — тот на истине, а Аллах уже принял меня как истину, и Он ближе ко мне, чем люди, а потому мне безразлично, примут меня люди или нет. «Имам как Кааба — люди идут к ней, а не она идёт к людям», как сказала Фатима Захра (А), когда у неё спросили, почему Имам Али (А) после смерти Пророка (С) не стал сражаться мечом за власть.
И дальше он говорит в последней фразе завещания: «Кто же отвергнет меня — то я буду терпеть, пока Аллах не рассудит между мной и этими людьми по истине, и Он — лучший судья».
Может быть, это самая главная фраза завещания, потому что она подводит итоги всему, что было сказано перед этим. Если Хусейн (А) вышел из Медины для восстания, если он вышел, чтобы собрать сторонников и подняться с оружием против тирана своего времени, то что он должен был сделать с теми, кто отвергнет его? «А кто отвергнет меня» — что я сделаю с ним? Убью его, буду сражаться с ним, уничтожу его, возненавижу его… Ничего из этого он не сказал. «А кто отвергнет меня — то я буду терпеть…» Терпеть, делать сабр. Кто отвергнет меня — я встречу его терпением. Какое же это восстание? Что это за восстание и борьба за власть, когда отрицающих и врагов встречают терпением?
Итак, Хусейн (А) говорит словами этого завещания, что в его выходе из Медины заключается не высокомерие, не надменность, не нечестие и не угнетение, как думали некоторые в то время и продолжают думать и поныне, а успех и благо для этой уммы, призыв к одобряемому и отстранение от порицаемого и следование по пути его деда Посланника Аллаха (С) и отца повелителя верующих (А). То есть он не описывает программу всего своего движения, не говорит тут о будущем, но говорит о прошлом, о своем выходе из Медины и тех вещах, которые с ним связаны. И заканчивает он тем, что кто примет его — примет истину, а кто отвергнет его — того он встретит терпением. Таким образом, мы видим, что только посредством вырезания некоторых слов из этого завещания и забвения тех обстоятельств и условий, при которых они были сказаны, можно делать из него вывод, что речь тут идёт о восстании. На самом деле речь идёт о противоположном, и Имам (А) тут как раз опровергает тех, кто обвиняет его в стремлении к восстанию.
