Запад почти десятилетие исходил из ошибочной предпосылки: будто бы влияние Ирана в Сирии исчезнет сразу после падения Башара Асада или прихода к власти переходной фигуры вроде Абу Мухаммада аль-Джолани.
Однако сентябрьский доклад Middle East Forum — одного из самых жёстко антииранских аналитических центров США — продемонстрировал обратную картину.
Исследование, основанное на многолетнем мониторинге иранской активности в сирийском конфликте, представило диаметрально противоположную картину стратегической реальности.
По выводам аналитиков, Тегеран построил в Сирии не просто военное присутствие и не традиционный альянс с режимом Асада, а принципиально иную конструкцию — многоуровневую, глубоко укоренённую и децентрализованную сеть влияния, рассчитанную на выживание и функционирование при любом политическом сценарии в Дамаске.
Эта система спроектирована таким образом, что она способна существовать независимо от конфигурации центральной власти, будь то режим Асада, переходное правительство, федеративная структура или даже полный хаос и распад государства.
Ключевой вывод доклада заключается в том, что созданная Исламской Республикой инфраструктура не зависит от судьбы сирийского государства как такового и не привязана к конкретному лидеру или политической фракции.
Тегеран изначально никогда не связывал своё стратегическое присутствие в Сирии исключительно с персоной Башара Асада или легитимностью его правительства. Это был осознанный стратегический выбор, основанный на долгосрочном видении региональной архитектуры безопасности.
Даже в гипотетическом сценарии, где на место Асада пришёл бы более слабый и нелегитимный актор вроде аль-Джолани — представителя радикальной суннитской оппозиции, идеологически враждебной Ирану, — разрушить эту систему он бы просто не смог.
И причина здесь не в военной мощи Ирана или его союзников, а в самой природе созданной конструкции: она не принадлежит официальной сирийской власти, не контролируется из Дамаска и не интегрирована в структуры сирийского государства.
Вместо этого она встроена в значительно более широкую и амбициозную стратегию «Оси Сопротивления» — региональной коалиции проиранских государственных и негосударственных акторов, охватывающей территорию от Ирана до Средиземного моря.
Эта фундаментальная ошибка западных стратегов стоила дорого.
Политика, направленная на изоляцию и ослабление режима Асада в надежде, что это автоматически приведёт к выдавливанию Исламской Республики из Сирии, оказалась неэффективной именно потому, что базировалась на неверном понимании природы иранского проекта.
Тегеран не строил временную военную базу и не создавал зависимого сателлита — он возводил стратегическую инфраструктуру нового типа, рассчитанную на десятилетия функционирования в условиях любой политической турбулентности.
Глубокая архитектура влияния: от военной инфраструктуры до социального укоренения
В докладе «Middle East Forum» прямо и недвусмысленно констатируется, что иранский проект в Сирии является всеобъемлющим и многомерным предприятием, выходящим далеко за рамки военного сотрудничества или политического альянса.
Его ключевая стратегическая цель состоит в обеспечении постоянного, устойчивого и независимого наличия военных, логистических, разведывательных и оперативных возможностей Исламской Республики Иран на сирийской территории — независимо от будущей конфигурации сирийского государства, характера правящего режима или даже самого факта существования централизованной власти в Дамаске.
Военно-логистическая инфраструктура: созданная на века
Одним из центральных элементов иранской стратегии стало создание обширной сети военных складов, арсеналов и командных центров, распределённых по всей территории Сирии.
Особо подчёркивается в докладе, что эти объекты способны функционировать в полностью автономном режиме, вне зависимости от того, кто находится у власти в Дамаске или какова степень контроля центрального правительства над территорией страны.
Склады вооружений не являются традиционными военными базами или депо, принадлежащими сирийской армии и переданными Тегерану во временное пользование.
Напротив, это объекты, построенные, укомплектованные и управляемые исключительно иранскими структурами или проиранскими прокси-группировками.
Многие из этих складов расположены в густонаселённых районах, вблизи религиозных святынь или в промышленных зонах, что затрудняет их обнаружение и делает потенциальные удары по ним политически и морально проблематичными.
Командные центры Корпуса стражей исламской революции (КСИР) и его подразделения «Кудс» также не интегрированы в официальную военную иерархию сирийских вооружённых сил.
Они действуют параллельно, координируя деятельность различных милицейских формирований, управляя логистическими цепочками и осуществляя стратегическое планирование независимо от генштаба сирийской армии.
Архитектура прокси-структур представляет собой ещё более сложную систему. Иран не полагается на единую централизованную силу вроде «Хезболлы», хотя ливанское движение остаётся его ключевым партнёром.
Вместо этого Тегеран культивировал целую экосистему различных милицейских группировок: иракские шиитские ополчения (такие как «Харакат Хезболла аль-Нуджаба», «Катаиб Сайид аш-Шухада», «Фатимийюн»), афганские хазарейские бригады («Ливаа Фатимийюн»), пакистанские шиитские отряды («Ливаа Зайнабийюн»), а также местные сирийские формирования, рекрутированные из алавитских, шиитских и даже суннитских общин.
Каждая из этих групп имеет свою структуру командования, источники финансирования, идеологическую мотивацию и оперативную автономию.
Они не являются простыми марионетками Тегерана, но в то же время глубоко интегрированы в иранскую стратегическую систему через механизмы финансирования, обучения, снабжения оружием и координации действий.
Эта диверсифицированная структура делает невозможным нейтрализацию всей сети путём ликвидации одного или нескольких её элементов.
Подземная империя: туннели, бункеры и скрытые арсеналы
Более того, детальный анализ показывает, что Иран последовательно превращал Сирию в полноценную «передовую операционную зону» — территорию, оборудованную для ведения долгосрочных военных операций против Израиля и других противников «Оси Сопротивления».
Ключевым элементом этой стратегии стало создание обширной подземной инфраструктуры.
Глубоко зарытые подземные арсеналы, построенные с использованием северокорейских и иранских инженерных технологий, размещены на глубине до 100 метров под землёй.
Эти объекты защищены железобетонными конструкциями, способными выдержать прямое попадание бункерных бомб, и оснащены системами жизнеобеспечения, позволяющими персоналу находиться в них в течение длительного времени. В этих подземных комплексах хранятся не только стрелковое оружие и боеприпасы, но и высокоточные ракеты средней дальности, компоненты для их производства и сборки, системы наведения и управления.
Мобильные системы ПВО, предоставленные Исламской Республике проиранским милициям, позволяют создавать зоны локального воздушного отрицания, затрудняя действия израильских и потенциально американских ВВС.
Эти системы регулярно перемещаются, что делает их обнаружение и уничтожение крайне сложной задачей.
Разветвлённая сеть политических и экономических связей охватывает не только военную сферу. Иран инвестировал значительные ресурсы в создание экономической инфраструктуры, обеспечивающей финансовую устойчивость его присутствия.
Это включает контроль над портовыми терминалами (особенно в Латакии и Тартусе), долю в телекоммуникационном секторе, участие в восстановительных проектах, контракты на добычу фосфатов и других полезных ископаемых, а также широкую сеть торговых компаний и посредников.
Социальное укоренение: от религиозных институтов до локальных сообществ
Возможно, наиболее недооценённым аспектом иранской стратегии является социальное укоренение.
Тегеран не ограничился строительством военной инфраструктуры — он создал разветвлённую систему социальных институтов, интегрированных в местные общины, особенно в районах компактного проживания шиитов и алавитов.
Это включает строительство и финансирование религиозных учреждений — мечетей, хусейний (шиитских религиозных центров), медресе и благотворительных фондов.
Сеть благотворительных организаций, спонсируемых Ираном, предоставляет гуманитарную помощь, медицинские услуги, образовательные программы и финансовую поддержку семьям погибших боевиков. Это создаёт устойчивые связи между иранскими структурами и местным населением, которые не могут быть разорваны простым политическим решением нового правительства.
Образовательные программы включают стипендии для обучения сирийской молодёжи в иранских религиозных университетах, создание культурных центров, продвижение персидского языка и культуры. Это инвестиция в долгосрочную культурную и идеологическую лояльность целого поколения сирийцев.
Эта инфраструктура уже стала органической частью сирийского социально-политического ландшафта. Она не является внешней надстройкой, которую можно демонтировать административным решением.
Напротив, она вплетена в ткань общества, экономики и повседневной жизни миллионов людей. Никакое новое правительство — даже если оно будет откровенно прозападным и антииранским по ориентации — не сможет её демонтировать без масштабной, продолжительной и кровопролитной войны, которая потребует колоссальных ресурсов и приведёт к дестабилизации всей страны.
Стратегическое значение: от тактического присутствия к региональной трансформации
Критически важно понимать, что Иран и «Хезболла» сегодня сохраняют в Сирии не просто военное присутствие или политическое влияние.
Они превратились в неустранимый, структурообразующий элемент нового стратегического порядка на всей территории Леванта и Западной Азии в целом.
Геополитическая трансформация региона
Иранское закрепление в Сирии радикально изменило региональный баланс сил несколькими фундаментальными способами.
Во-первых, оно создало непрерывный «шиитский полумесяц» — сухопутный коридор от Ирана через Ирак и Сирию к Ливану и Средиземному морю.
Это не просто географическая концепция, но функциональная логистическая артерия, позволяющая Тегерану перебрасывать оружие, боеприпасы, финансы и личный состав через всю территорию, минуя морские блокады и воздушное пространство, контролируемое противниками.
Разрыв этого коридора был одной из ключевых целей Израиля и США, но на практике это оказалось невыполнимой задачей.
Во-вторых, присутствие Ирана в Сирии изменило стратегическую геометрию противостояния с Израилем.
Если ранее основная угроза для Израиля со стороны «Оси Сопротивления» исходила из Южного Ливана (где базируется «Хезболла») и сектора Газа (где действовал ХАМАС), то теперь сионистские власти столкнулись с угрозой на северном направлении — с сирийской территории.
Это фактически создало второй фронт, растягивающий израильские оборонительные ресурсы и создающий возможность для координированных атак с нескольких направлений.
В-третьих, иранское присутствие изменило внутрисирийскую расстановку сил таким образом, что ни одно будущее правительство не сможет игнорировать иранские интересы.
Даже если к власти в Дамаске придут силы, идеологически и политически враждебные Ирану, они будут вынуждены искать с ним консенсус, поскольку прямая конфронтация неизбежно приведёт к масштабному конфликту, дестабилизирующему и без того хрупкую ситуацию в стране.
Изменение характера будущих конфликтов
Фактически именно эта иранская сеть будет определять контуры, динамику и характер будущих конфликтов в Сирии и вокруг неё. Несколько сценариев представляются наиболее вероятными.
Первый сценарий — постепенная эскалация между Ираном и Израилем на сирийской территории.
Израиль осуществил уже сотни авиаударов по иранским объектам в Сирии с 2017 года, но эта кампания не привела к выдавливанию ИРИ, а лишь заставила его адаптироваться: глубже закапываться, децентрализовать структуры, использовать гражданские объекты как прикрытие.
Эта позиционная война может в любой момент перерасти в полномасштабный конфликт, особенно если Иран начнёт использовать сирийскую территорию для прямых ракетных атак по Израилю.
Второй сценарий — фрагментация Сирии по линиям влияния региональных держав.
В этом случае страна может де-факто разделиться на зоны контроля: проиранский западный и центральный регион, турецкая зона влияния на севере, курдский автономный регион на северо-востоке под американским протекторатом, возможно, анклавы радикальной суннитской оппозиции на юге.
Иранская инфраструктура позволяет Тегерану эффективно контролировать свою зону даже в условиях формального распада сирийского государства.
Третий сценарий — использование Сирии как плацдарма для более широкого регионального конфликта.
В случае эскалации напряжённости между Ираном и США или их региональными союзниками, иранское присутствие в Сирии может стать критическим активом, позволяющим Тегерану угрожать американским базам в Ираке и Иордании, нефтяным объектам Персидского залива (через воздушное пространство Ирака и Сирии), а также напрямую атаковать территорию Израиля.
Стратегические последствия для глобальных игроков
Для Соединённых Штатов консолидация иранских позиций в Сирии означает фундаментальный провал стратегии «максимального давления» и попыток изоляции Ирана в регионе.
Несмотря на жёсткие санкции, военное давление и дипломатическую изоляцию, Тегеран не только не отступил, но и укрепил свои региональные позиции.
Для России иранское присутствие представляет собой палку о двух концах.
С одной стороны, Иран был критически важным союзником в спасении режима Асада и остаётся ключевым партнёром Москвы в противостоянии западному влиянию в регионе.
С другой стороны, чрезмерное иранское закрепление создаёт риски эскалации с Израилем, что может втянуть Россию в конфликт, который ей совершенно не нужен, особенно в условиях украинского кризиса.
Для региональных монархий Персидского залива — прежде всего Саудовской Аравии и ОАЭ — иранское доминирование в Сирии представляет собой экзистенциальную угрозу.
Оно означает, что Тегеран создал стратегический периметр, охватывающий их северные границы, и получил возможность угрожать их территории и интересам через свои прокси-структуры.
Это объясняет попытки обеих стран нормализовать отношения с Дамаском в 2020-х годах — в надежде оттеснить Иран дипломатическими и экономическими средствами, но эта стратегия пока не принесла ощутимых результатов.
Для Израиля ситуация наиболее критична. Тель-Авив столкнулся с перспективой постоянного иранского военного присутствия в непосредственной близости от своих границ, с возможностью переброски высокоточного оружия «Хезболле» и создания второго ливанского фронта в Сирии.
Это потребовало от Израиля принятия новой военной доктрины — «кампании между войнами», предполагающей постоянные превентивные удары по иранским объектам. Однако устойчивость иранской инфраструктуры показывает ограниченность этой стратегии.
Какова новая реальность Западной Азии?
Доклад «Middle East Forum», несмотря на свою явную идеологическую ангажированность и антииранскую направленность, представил трезвую и реалистичную оценку ситуации: Иран построил в Сирии стратегическую инфраструктуру, которая является неотъемлемой частью нового регионального порядка.
Она не может быть демонтирована путём смены режима в Дамаске, экономических санкций против Исламской Республики или даже ограниченных военных операций.
Попытки игнорировать эту реальность или продолжать действовать на основе устаревших стратегических предпосылок обречены на провал.
Западным политикам, израильским стратегам и региональным игрокам придётся признать, что иранское присутствие в Сирии — это долгосрочная данность, с которой необходимо считаться и которую нужно учитывать во всех расчётах относительно будущего региона.
Ирония ситуации заключается в том, что, пока Запад строил планы по изоляции и ослаблению Ирана, Тегеран методично и последовательно создавал стратегическую инфраструктуру, которая теперь делает его одним из ключевых арбитров будущего Западной Азии.
Эта инфраструктура переживёт любой режим в Дамаске, любую конфигурацию власти в Сирии и останется фактором региональной политики на десятилетия вперёд.